Одна из самых ранних работ Фрейда (не переведенная на русский), "Репрезентации слов и вещей" (1891), открывает нам много интересного о функции языка и о нашем разговорном методе исцеления, как его понимает именно психоанализ, а не психотерапия других модальностей.
Психоаналитическая речь в психоаналитической ситуации отлична от речи в других модальностях психотерапии — в этом нет никаких сомнений. Работа Фрейда основана на анализе и наблюдениях над случаями афазии Верника и Брока, а также над дисфункциями речи у шизофренического пациента. То, что Фрейд называет Вещью, — это события реальности и ее объекты, ощущения, случившееся, а Репрезентацией Вещи — мнестические следы в психике от увиденного или случившегося (комар укусил ребенка).
Если Слова — это артикуляционное, слуховое и визуальное образование Субъекта (произносимое повторение услышанного и создание видимого образа в письменной речи), то Вещи — случившееся с Субъектом.
Репрезентация Слова — это образ слова в психическом аппарате (которое состоит из слухового, зрительного и моторного впечатления).
Фрейд через рассуждения приходит к выводу, что репрезентация вещей — закрытая система, а репрезентация слов — открытая система.
Вывод: только через слова мы можем вывести из закрытой системы впечатления о случившемся. Не будучи рассказанными, мнестические следы остаются запертыми в психике и тревожат ее кошмарами и воспоминаниями.
Репрезентации вещей и слов — результат взаимодействия психического аппарат с данностью (реальностью) и производимым Субъектом, бесконечная двусторонняя связь между Я и не-Я.
Язык является мостиком между образами (репрезентациями) Вещей (находящихся исключительно в Бессознательном), язык вытаскивает их в Сознательное. Дорога проходит через Предсознательное, которое является копилкой образов, пробившихся из Бессознательного благодаря аффектам (это импульс к движению) и наличию проходов (связей). Слова помогают мнестическим следам обрести оформление, форму.
В предсознательном также и наши сны. Сны, по сути, галлюцинаторны (это образы, которые создаются для того, чтобы представить себе аффект: "что со мной случилось"), но обрести форму (картинку/сюжет) они могут только через слова (назвать происшедшее можно только словами (используя для этого репрезентации), не названное становится кошмаром — жутким, странным и чужим, отчужденным от психического аппарата, от взаимодействия с субъектом.
Понятно, что период кошмаров маленького ребенка вполне закономерен, пока у него не достаточно развит язык и система представлений.
Самым интересным парадоксом становится факт, что увиденное, но не рассказанное сновидение, стирается из памяти, что сновидение вообще стирается из памяти, не находя в ней вместилищ, когда человек просыпается, как будто копилка сновидений находится в антагонизме с копилкой слов и образов. Это основа для размышлений между динамикой двух топических локализаций психического. Позже Фрейд будет исследовать тему катексиса и нагрузки и того, что происходит с мнестическими следами в работе "Бессознательное" (1915).
Вот здесь мы подходим максимально близко к идее чужого (странного/иностранного) языка и ужаса. Странное и ужасное — близнецы.
Почему мы ужасаемся производным нашего психического аппарата? Почему именно ужас? Почему возникает страх чужого лица у младенца в восемь месяцев? Почему столько проблем с идентичностью? И что есть идентичность? Почему нам так важно ее сохранять и заново создавать? Почему возникает страх распада и, в конце концов, сумасшествия? Почему одним удается легко изучать иностранное, включая иностранную речь, не прибегая к путешествиям, а другим надо уехать и все равно столкнуться с невозможностью овладения чужой и странной речью, а если и удается, они все равно остаются чужаками в мире "странных".
Наконец, почему люди так склонны к эмиграции — погружению в пространство чужого и странного?
Наша основная задача — исследовать, что происходит с иностранцем при овладении языком не в детстве с первичными объектами, а позже, когда речь иностранца не соединяется с копилкой наполненных в детстве образов и событий.
Речь, выученная сознательно. Какая она и как действует на психический аппарат? Это средство к его расширению и обогащению? Или способ дистанцироваться от архаичных конфликтов, представленных языком матери? Как иностранные слова действуют в анализе, и чем они являются: экранами забытого и вытесненного, способом избегания, инструментом переноса, унижения аналитика, их не знающего? Вытеснение необыкновенно хрупко и прибегает к множеству ухищрений в попытке сохранения равновесия.
Три интереснейших работы будут предложены к обсуждению:
- "Репрезентации слов и вещей" Фрейда с комментариями Michel Arrivé
- "О полиглотизме в анализе" Даниэля Лагаша
- И "Эмигрант — возможен ли анализ на иностранном языке?" Юлии Кристевой.
Все работы ранее на русском ранее не опубликованы и будут предоставлены в переводе ведущего семинара.
Даниэль Лагаш: "Если говорить о примитивных конфликтах, то родной язык, пожалуй, единственный, способный обеспечить к ним полный доступ; но сама природа этих конфликтов может привести к отказу от родного языка или запрету его использования".
Более подробно об изучении языков мы поговорим с Мариной Геннадиевной Куликовой
26 мая в 18:00 на вебинаре "Иностранные языки и полиглотизм в психоанализе"
Мы ценим регулярное образование и заботу о повышении своей квалификации!
Вы можете подписаться на наши каналы в социальных сетях. ➡
Чтобы стать участником актуальных вебинаров, нужно выбрать интересное для вас и зарегистрироваться:
РАСПИСАНИЕ вебинаров